ГРИМБЛИТ ТАТЬЯНА НИКОЛАЕВНА

Татьяна Николаевна Гримблит. Москва. Тюрьма НКВД. 1937 год (fond.ru)

Гримблит Татьяна Николаевна (1903 — 1937), мученица

Память 10 сентября, в Соборах новомучеников и исповедников Церкви Русской, новомучеников и исповедников земли Владимирской, Бутовских новомучеников и Московских святых

Родилась 1 декабря 1903 года в Томске в глубоко верующей православной семье служащего акцизного управления Николая Гримблита. День её рождения совпал с днем памяти святого Филарета Милостивого, известного своей любовью к несчастным и обездоленным. Любовь к Богу и Церкви Татьяне с детства привил ее родной дедушка, уважаемый томичами протоиерей Антонин Александрович Мисюров.

В 1920 году окончила местную гимназию. В том же году скончался её отец, и она поступила работать воспитательницей в детскую колонию «Ключи». Желая подвига и взыскуя совершенства в исполнении заповедей Господних, Татьяна посвятила свою жизнь помощи ближним.

В 1920 году завершилась гражданская война на территории Сибири и начались репрессии против народа, а вскоре и сама Сибирь со всеми её обширными пространствами стала местом заключения и ссылок. В это время благочестивая девица и ревностная христианка Татьяна поставила себе за правило почти все зарабатываемые средства, а также то, что ей удалось собрать в храмах Томска, менять на продукты и вещи и передавать их заключенным в местную тюрьму. Приходя туда, она узнавала у администрации, кто из заключённых не получает продуктовых посылок, и тем передавала.

В 1923 году Татьяна повезла передачи заключённым в Иркутск. Здесь её арестовали, предъявив обвинение в контрреволюционной деятельности, которая заключалась в благотворительности узникам, но через четыре месяца освободили.

Активная благотворительная деятельность святой всё более привлекала внимание ОГПУ и раздражала безбожников. Они стали собирать сведения для её ареста: «Татьяна Николаевна Гримблит имеет связь с контрреволюционным элементом духовенства, которое находится в Нарымском крае, в Архангельске, в томской и иркутской тюрьмах. Производит сборы и пересылает частью по почте, большинство с оказией. Гримблит во всех тихоновских приходах (т.е. подчинённых патриарху Тихону) имеет своих близких знакомых, через которых и производятся сборы».

6 мая 1925 года на допросе Татьяна ответила:

– С 1920 года я оказывала материальную помощь ссыльному духовенству и вообще ссыльным. Средства мной собирались по церквям и городу как в денежной форме, так и вещами и продуктами. Деньги и вещи посылались по почте и с попутчиками, то есть с оказией. – Обращались ли вы к духовенству с просьбой оказать содействие по сбору средств на заключенных и ссыльных? – спросил следователь. – Да, обращалась, но получала с их стороны отказ, – ответила Татьяна, не желая никого впутывать в это дело.

Уже на следующий день была заключена в томскую тюрьму, но в этот раз её освободили через семь дней. И она по-прежнему продолжала своё служение ближним.

В 1926 году она была снова арестованна в Томске. Обвинялась в том, что «среди прихожан собирала деньги, продукты и пр. и передавала в то время заключенным Томской тюрьмы». Была осуждена Особым Совещанием при ОГПУ по ст. 58-10 УК РСФСР к трём годам ссылки в Зырянском крае (Коми).

1 июля 1926 года по этапу была доставлена в Усть-Сысольск (Сыктывкар). Затем из Усть-Сысольска ее переправили в далекое село Руч Усть-Куломского района, расположенное на высоком берегу Вычегды. Тогда в Усть-Куломском районе уже находилось много ссыльных архиереев и священнослужителей-тихоновцев. Есть сведения, что в отдаленном Усть-Куломском районе среди ссыльных архиереев и мирян тихоновцев была организована некая группа людей, боровшаяся за чистоту православия. Состояла ли в этой группе Татьяна Николаевна, неизвестно. Возможно, состояла, поскольку особым совещанием при коллегии ОГПУ для окончания срока ссылки она была выслана из Зырянского края через всю страну в Казахстан. Отбывать последние два года ссылки Татьана прибыла в Туркестан 15 декабря 1927 года. Освобождена была досрочно, но только в марте 1928 года смогла выехать в Москву.

В Москве она поселилась неподалеку от храма святителя Николая в Пыжах, в котором служил хорошо ей знакомый архимандрит Гавриил (Игошкин). Стала его постоянной прихожанкой, пела на клиросе, трудилась при храме. Ещё активней помогала заключённым, многих из которых теперь знала лично. По выражению ряда святителей, стяжавших впоследствии мученический венец, она стала для них новым Филаретом Милостивым.

В начале тридцатых годов поднялась очередная волна безбожных гонений, были арестованы десятки тысяч священнослужителей и мирян. 14 апреля 1931 года была заключена и Татьяна. Содержалась в Бутырской тюрьме.

30 апреля 1931 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ по ст. 58-10 УК РСФСР приговорило её к трём годам заключения за «систематическую антисоветскую агитацию», «активную а/с деятельность, выражающаяся в организации нелегальных «сестричеств» и «братств», оказание помощи ссыльному духовенству». На следствии показала, что несколько раз посылала деньги ссыльным, с которыми была в Зырянском крае. В конце протокола допроса потребовала написать, что когда она приносила передачи в Томскую тюрьму, то она не спрашивала, являются ли они церковниками или просто политическими. Как говорилось во время следствия, собиралась принимать тайно монашество, но неизвестно приняла или нет. Проходила по групповому делу «Алексинского Ф.Н. и др. Москва. 1931г.» По следственному делу 1931 г. в документах проходила под фамилией Гринблит, которая была неправильно записана следователем. Находилась в исправительно-трудовом лагере в Пермской области, г. Усолье, Вишлаг ОГПУ. Здесь она изучила медицину и стала работать фельдшером.

После окончания срока в 1933 году поселилась в городе Александрове и устроилась фельдшером в больнице.

Из-за трудностей с жильем в 1935 году переехала в подмосковное село Константиново под г. Загорском, где работала лаборанткой в местной больнице. Трудясь в клинике, подчас много больше, чем полагалось по обязанностям, почти все свои средства, а также и те, что ей жертвовали верующие, отдавала на помощь заключённому духовенству и православным мирянам, ведя с ними активную переписку. Для некоторых она порой становилась единственным корреспондентом и помощником.

Архиепископ Аверкий (Кедров) из ссылки писал Татьяне Николаевне:

«Получил Ваше закрытое письмо, а вслед за ним открытку. За то и другое приношу Вам сердечную благодарность. Слава Богу, они по-прежнему полны бодрости и света, крепкой веры и твёрдого упования на промыслительную десницу Всевышнего. Слава Богу! Да никогда не иссякнет и не умалится в душе Вашей этот живоносный источник, который так облегчает здесь на земле восприятие жизненных невзгод, несчастий, ударов, неудач и разочарований. Не длинен ещё пройденный путь Вашей благословенной от Господа жизни, а между тем сколько бурь пронеслось над Вашей главой. И не только над головой: как острое оружие они прошли и через Ваше сердце. Но не поколебали его и не сдвинули его с краеугольного камня – скалы, на которой оно покоится, – я разумею Христа Спасителя».

Епископ Иоанн (Пашин) писал ей из лагеря:

«Родная, дорогая Татьяна Николаевна! Письмо Ваше получил и не знаю, как Вас благодарить за него. Оно дышит такой теплотой, любовью и бодростью, что день, когда я получил его, — был для меня один из счастливых, и я прочитал его раза три подряд, а затем еще друзьям прочитывал: владыке Николаю и отцу Сергию — своему духовному отцу. Да! Доброе у Вас сердце, счастливы Вы, и за это благодарите Господа: это не от нас — Божий дар. Вы — по милости Божией — поняли, что высшее счастье здесь — это любить людей и помогать им. И Вы, слабенькая, бедненькая — с Божьей помощью, как солнышко, своей добротой согреваете обездоленных и помогаете, как можете. Вспоминаются слова Божии, сказанные устами святого апостола Павла: «Сила Моя в немощи совершается». Дай, Господи, Вам силы и здоровья много-много лет идти этим путем и в смирении о имени Господнем творить добро. Трогательна и Ваша повесть о болезни и дальнейших похождениях. Как премудро и милосердно устроил Господь, что Вы, перенеся тяжелую болезнь (имеется в виду арест и заключение), изучили медицину и теперь, работая на поприще лечения больных, страждущих, одновременно и маленькие средства будете зарабатывать, необходимые для жизни своей и помощи другим, и этой своей святой работой сколько слез утрете, сколько страданий облегчите…»

Татьяна помогала арестованным священнослужителям и другим заключенным. Она раздавала крестики, призывала исповедоваться. Написала массу писем к арестованным священнослужителям, с которыми познакомилась в лагерях, ссылках и на этапе. Среди этих заключенных были священнослужители: о.Алексей Ливанов (1-е отделение НКВД, ссылка), о.Николай Абрамович Федоряев (ДВК, Магадан, 9-е отделение НКВД, ссылка), о.Григорий Петрович Скворцов (ДВК, ссылка), диакон Петр Петрович Усов (Московская о., ст.Усово, ссылка), архиерей Петр (Кедров) (Северный край, г.Каргополь, ссылка) архиерей Иван Дмитриевич Пашин (Горьковская о., Ветлаг). При аресте у Татьяны Гримблит нашли 57 писем к ней с благодарностью за присланные деньги и посылки.

Больше всего из земных мест Татьяна Николаевна любила Дивеево, куда приезжала часто. Там служил её духовный отец протоиерей Павел Перуанский. При аресте сотрудники НКВД застали святую за очередным письмом к священнику в ссылку. Уходя в тюрьму, она оставила записку подруге, чтобы та обо всём происшедшем уведомила мать. «Ольга, родная, прости! Прибери все…» — далее следует перечень наказов, которые необходимо сделать. Заканчивается записка такими словами: «Ну, всех крепко целую. За все всех благодарю. Простите. Я знала, надев крест, тот, что на мне, — опять пойду. За Бога не только в тюрьму, хоть в могилу пойду с радостью».

6 сентября 1937 года была арестована.

После допроса мученицы в качестве свидетелей вызвали сослуживцев – врача, медсестру и бухгалтеров. Вот одно из показаний:

«Мне известно, что Гримблит посетила больного, лежащего в госпитале, к которому Гримблит не имела никого отношения по медицинскому обслуживанию. В результате на другое утро больной рассказал врачу, что ему всю ночь снились монастыри, монахи, подвалы и так далее. Этот факт наводит меня на мысль, что Гримблит вела с больным беседы на религиозные темы». На вопрос о нательном кресте мученица неоднократно отвечала: «За носимый мною на шее крест я отдам свою голову, и пока я жива, с меня его никто не снимет, а если кто попытается снять крест, то снимет его лишь с моей головой, так как он надет навечно». «Мне известно, что Гримблит очень религиозный человек, ставившая религию выше всего. В день Преображения Гримблит в разговоре со мной сказала: «Теперь стал не народ, а просто подобно скоту. Помню, как было раньше, когда я училась в гимназии. Сходишь в церковь, отдохнёшь, и работа спорится лучше, а теперь нет никакого различия, но придёт время, Господь покарает и за всё спросит». Мне также приходилось часто от Гримблит слышать слова: «Придёт всё же время, когда тот, кто не верует, будет после каяться и пострадает за это, как страдаем в данное время мы, верующие». Кроме того, Гримблит использовала своё служебное положение для внедрения религиозных чувств среди стационарных больных. Находясь на дежурстве, Гримблит выдачу лекарств больным сопровождала словами: «С Господом Богом». И одновременно крестила больных. Слабым же больным Гримблит надевала на шею кресты». «Относительно воспитания детей в настоящее время Гримблит неоднократно говорила: «Что хорошего можно ожидать от теперешних детей в будущем, когда их родители сами не веруют и детям запрещают веровать». И, упрекая родителей, говорила: «Как вы от Бога ни отворачиваетесь, рано или поздно Он за всё спросит».

Новомученица Татиана (Гримблит). Икона

Из допроса Татьяны Николаевны Гримблит:

— Обвиняемая Гримблит, признаете ли вы себя виновной в ведении вами антисоветской агитации за время служения в Константиновской больнице? — Никакой антисоветской агитации я нигде никогда не вела. На фразы, когда, жалея меня, мне говорили: «Вы можете тратить деньги на красивую одежду и на сладкий кусок», я предпочитаю поскромнее одеваться, а оставшиеся деньги послать нуждающимся в них. — Как вы проявлялись как религиозный человек относительно советской власти и окружающего вас народа? — Перед властью и окружающими я старалась проявить себя честным и добросовестным работником и этим доказать, что и религиозный человек может быть нужным и полезным членом общества. Своей религии я не скрывала…

После допросов Татьяна была помещена в тюрьму в Загорске. Ей были предъявлены абсурдные обвинения в антисоветской агитации и сознательном умерщвлении больных.

6 сентября 1937 года Тройка НКВД по Московской обл. приговорила Татьяну по ст.58-10 УК РСФСР к расстрелу за «антисоветскую агитацию, помощь заключенным, религиозные разговоры».

23 сентября 1937 года была расстреляна и погребена в безвестной могиле на полигоне Бутово под Москвой, там, где были расстреляны тысячи и тысячи безвинных жертв богоборческой советской власти.

Причислена к лику святых новомучеников Российских постановлением Священного Синода 17 июля 2002 года для общецерковного почитания.

Молитвословия

Тропарь, глас 3

Мироносицам женам в добродетелех подражающи,/ в темницах и узах сущим усердно послужила еси/ и, образ евангельскаго милосердия нам показавши,/ за Христа мученическую смерть прияла еси,/ Татиано преславная./ Ныне, престолу Божию предстоящи,/ моли спастися душам нашим.

Кондак, глас 2

Слово Божие сердцем твоим восприемши,/ миру распялася еси,/ святая мученице Татиано,/ и, в служении страждущим Богу угодивши,/ плод добродетелей обилен пожала еси./ Сего ради буди нам ходатаица/ и умоли Создателя всех,/ бесплодие сердец наших исцелити,/ да принесем Ему плоды покаяния,/ любовь, милосердие и смирение.

Видео

Документальный фильм «Всё отдать… Святая мученица Татиана Гримблит.»

Использованные материалы

• БД ПСТГУ Новомученики и исповедники Русской Православной Церкви XX века:
• Дамаскин (Орловский), игум., Житие:
• Страница сайта Котельниковского Казанского храма:

Мученица Татиа́на Гримблит

Му­че­ни­ца Та­ти­а­на ро­ди­лась 14 де­каб­ря 1903 го­да в го­ро­де Том­ске в се­мье слу­жа­ще­го ак­циз­но­го управ­ле­ния Ни­ко­лая Грим­бли­та. Об­ра­зо­ва­ние Та­тья­на по­лу­чи­ла в Том­ской гим­на­зии, ко­то­рую она окон­чи­ла в 1920 го­ду. В этом же го­ду скон­чал­ся ее отец, и она по­сту­пи­ла ра­бо­тать вос­пи­та­тель­ни­цей в дет­скую ко­ло­нию «Клю­чи». Вос­пи­тан­ная в глу­бо­ко хри­сти­ан­ском ду­хе, же­лая по­дви­га и взыс­куя со­вер­шен­ства в ис­пол­не­нии за­по­ве­дей Гос­под­них, она, ед­ва окон­чив шко­лу, по­свя­ти­ла свою жизнь по­мо­щи ближ­ним. В 1920 го­ду за­вер­ши­лась на тер­ри­то­рии Си­би­ри граж­дан­ская вой­на и на­ча­лись ре­прес­сии про­тив на­ро­да, а вско­ре и са­ма Си­бирь с ее об­шир­ны­ми про­стран­ства­ми ста­ла ме­стом за­клю­че­ния и ссы­лок. В это вре­мя бла­го­че­сти­вая де­ви­ца и рев­ност­ная хри­сти­ан­ка Та­тья­на по­ста­но­ви­ла се­бе за пра­ви­ло по­чти все за­ра­ба­ты­ва­е­мые сред­ства, а так­же то, что ей уда­ва­лось со­брать в хра­мах го­ро­да Том­ска, ме­нять на про­дук­ты и ве­щи и пе­ре­да­вать их за­клю­чен­ным в Том­скую тюрь­му. При­хо­дя в тюрь­му, она спра­ши­ва­ла у адми­ни­стра­ции, кто из за­клю­чен­ных не по­лу­ча­ет про­дук­то­вых пе­ре­дач, – и тем пе­ре­да­ва­ла.
В 1923 го­ду Та­тья­на по­вез­ла пе­ре­да­чи нуж­да­ю­щим­ся за­клю­чен­ным в тюрь­му в го­род Ир­кутск. Здесь ее аре­сто­ва­ли, предъ­явив об­ви­не­ние в контр­ре­во­лю­ци­он­ной де­я­тель­но­сти, ко­то­рая за­клю­ча­лась в бла­го­тво­ри­тель­но­сти уз­ни­кам, но через че­ты­ре ме­ся­ца ее осво­бо­ди­ли. В 1925 го­ду ОГПУ сно­ва аре­сто­ва­ло Та­тья­ну Ни­ко­ла­ев­ну за по­мощь за­клю­чен­ным, но на этот раз ее осво­бо­ди­ли через семь дней. По­сле осво­бож­де­ния она по-преж­не­му про­дол­жа­ла по­мо­гать за­клю­чен­ным. К это­му вре­ме­ни она по­зна­ко­ми­лась со мно­ги­ми вы­да­ю­щи­ми­ся ар­хи­ере­я­ми и свя­щен­ни­ка­ми Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви, то­мив­ши­ми­ся в тюрь­мах Си­би­ри.
Ее ак­тив­ная бла­го­тво­ри­тель­ная де­я­тель­ность все бо­лее при­вле­ка­ла вни­ма­ние со­труд­ни­ков ОГПУ и все бо­лее раз­дра­жа­ла без­бож­ни­ков. Они ста­ли со­би­рать све­де­ния для ее аре­ста, ко­то­рые в кон­це кон­цов све­лись к сле­ду­ю­щей ха­рак­те­ри­сти­ке по­движ­ни­цы, став­шей со вре­ме­нем все­рос­сий­ской бла­го­тво­ри­тель­ни­цей: «Та­тья­на Ни­ко­ла­ев­на Грим­блит име­ет связь с контр­ре­во­лю­ци­он­ным эле­мен­том ду­хо­вен­ства, ко­то­рое на­хо­дит­ся в На­рым­ском крае, в Ар­хан­гель­ске, в Том­ской и Ир­кут­ской тюрь­мах. Про­из­во­дит сбо­ры и пе­ре­сы­ла­ет ча­стью по по­чте, боль­шин­ство с ока­зи­ей. Грим­блит во всех ти­хо­нов­ских при­хо­дах име­ет сво­их близ­ких зна­ко­мых, через ко­то­рых и про­из­во­дят­ся сбо­ры».
6 мая 1925 го­да на­чаль­ник сек­рет­но­го от­де­ле­ния ОГПУ до­про­сил Та­тья­ну Ни­ко­ла­ев­ну о том, по­мо­га­ла ли она со­слан­но­му ду­хо­вен­ству и ко­му имен­но, а так­же через ко­го она пе­ре­сы­ла­ла по­сыл­ки в дру­гие го­ро­да. Та­тья­на Ни­ко­ла­ев­на от­ве­ти­ла:
– С 1920 го­да я ока­зы­ва­ла ма­те­ри­аль­ную по­мощь ссыль­но­му ду­хо­вен­ству и во­об­ще ссыль­ным, на­хо­дя­щим­ся в Алек­сан­дров­ском цен­тра­ле, Ир­кут­ской тюрь­ме и Том­ской и в На­рым­ском крае. Сред­ства мной со­би­ра­лись по церк­вям и го­ро­ду, как в де­неж­ной фор­ме, так и ве­ща­ми и про­дук­та­ми. День­ги и ве­щи по­сы­ла­лись мной по по­чте и с по­пут­чи­ка­ми, то есть с ока­зи­ей. С по­пут­чи­ком от­прав­ля­ла в На­рым­скую ссыл­ку по­сыл­ку ве­сом око­ло двух пу­дов на имя епи­ско­па Вар­со­но­фия (Вих­ве­ли­на). Фа­ми­лию по­пут­чи­ка я не знаю. Пе­ред Рож­де­ством мною еще бы­ла по­сла­на по­сыл­ка на то же имя, фа­ми­лию по­пут­чи­ка то­же не знаю. В Алек­сан­дров­ском цен­тра­ле я ока­зы­ва­ла по­мощь свя­щен­ни­кам, в Ир­кут­ской тюрь­ме епи­ско­пу Вик­то­ру (Бо­го­яв­лен­ско­му), в На­рым­ской ссыл­ке свя­щен­ни­кам По­по­ву и Ко­пы­ло­ву, епи­ско­пам Ев­фи­мию (Ла­пи­ну), Ан­то­нию (Быст­ро­ву), Иоан­ни­кию (Спе­ран­ско­му), Ага­фан­ге­лу (Пре­об­ра­жен­ско­му) и за­клю­чен­но­му ду­хо­вен­ству, на­хо­дя­ще­му­ся в Том­ских до­мах за­клю­че­ния, и ми­ря­нам; во­об­ще за­клю­чен­ным, не зная при­чин их за­клю­че­ния.
– Об­ра­ща­лись ли вы к ду­хо­вен­ству с прось­бой ока­зать со­дей­ствие по сбо­ру средств на за­клю­чен­ных и ссыль­ных, – спро­сил сле­до­ва­тель.
– Да, об­ра­ща­лась, но по­лу­ча­ла с их сто­ро­ны от­каз, – от­ве­ти­ла Та­тья­на, не же­лая впу­ты­вать в это де­ло ни­ко­го из зна­ко­мо­го ей ду­хо­вен­ства.
– Ко­го вы зна­е­те из лиц, про­из­во­див­ших по­ми­мо вас сбо­ры на за­клю­чен­ных и ссыль­ных?
– Лиц, про­из­во­див­ших по­ми­мо ме­ня сбо­ры, не знаю.
На сле­ду­ю­щий день ОГПУ вы­пи­са­ло ор­дер на ее арест, и она бы­ла за­клю­че­на в Том­ское ОГПУ.
18 мая след­ствие бы­ло за­кон­че­но и ОГПУ по­ста­но­ви­ло: «При­ни­мая во вни­ма­ние, что до­зна­ни­ем не пред­став­ля­ет­ся воз­мож­ность до­быть необ­хо­ди­мые ма­те­ри­а­лы для глас­но­го су­да, но ви­нов­ность… все же уста­нов­ле­на, а по­се­му до­зна­ние счи­тать за­кон­чен­ным и, со­глас­но при­ка­зу ОГПУ за № 172, та­ко­вое на­пра­вить в Осо­бое Со­ве­ща­ние при Кол­ле­гии ОГПУ для при­ме­не­ния… вне­су­деб­но­го на­ка­за­ния – адми­ни­стра­тив­ной ссыл­ки». Та­тья­на Ни­ко­ла­ев­на вме­сте с неко­то­ры­ми дру­ги­ми аре­сто­ван­ны­ми свя­щен­ни­ка­ми рас­смат­ри­ва­лась как «вдох­но­ви­тель­ни­ца ти­хо­нов­ско­го дви­же­ния в гу­бер­нии. С уда­ле­ни­ем их из гу­бер­нии зна­чи­тель­но по­ко­леб­лют­ся устои ти­хо­нов­ской ор­га­ни­за­ции». До­ку­мен­ты де­ла бы­ли пре­про­вож­де­ны в ОГПУ в Москве, а по­сле то­го, как здесь бы­ло при­ня­то ре­ше­ние о ре­прес­си­ях про­тив аре­сто­ван­ных, 26 мар­та 1926 го­да Осо­бое Со­ве­ща­ние при Кол­ле­гии ОГПУ по­ста­но­ви­ло вы­слать Та­тья­ну Ни­ко­ла­ев­ну в Зы­рян­ский край на три го­да. 1 июля 1926 го­да Та­тья­на Ни­ко­ла­ев­на по эта­пу бы­ла до­став­ле­на в Усть-Сы­сольск.
15 июля 1927 го­да Осо­бое Со­ве­ща­ние при Кол­ле­гии ОГПУ по­ста­но­ви­ло вы­слать Та­тья­ну Ни­ко­ла­ев­ну эта­пом через всю стра­ну в Ка­зах­стан на остав­ший­ся срок. 15 де­каб­ря она при­бы­ла в Тур­ке­стан. 19 де­каб­ря 1927 го­да Осо­бое Со­ве­ща­ние по­ста­но­ви­ло осво­бо­дить ее, предо­ста­вив ей пра­во жить, где по­же­ла­ет. О том, что она осво­бож­де­на, со­труд­ни­ки ОГПУ в Тур­ке­стане со­об­щи­ли ей толь­ко 10 мар­та 1928 го­да, и 16 мар­та Та­тья­на Ни­ко­ла­ев­на вы­еха­ла в Моск­ву. Она по­се­ли­лась непо­да­ле­ку от хра­ма свя­ти­те­ля Ни­ко­лая в Пы­жах, в ко­то­ром слу­жил хо­ро­шо ей зна­ко­мый свя­щен­ник ар­хи­манд­рит Гав­ри­ил (Игош­кин). Та­тья­на ста­ла по­сто­ян­ной при­хо­жан­кой хра­ма Ни­ко­лы в Пы­жах, где она ста­ла петь на кли­ро­се. Вер­нув­шись из за­клю­че­ния, она еще ак­тив­ней по­мо­га­ла остав­шим­ся в ссыл­ках и на­хо­дя­щим­ся в тюрь­мах за­клю­чен­ным, мно­гих из ко­то­рых она те­перь зна­ла лич­но. По­се­ще­ния за­клю­чен­ных и по­мощь им ста­ли ее по­дви­гом и слу­же­ни­ем Хри­сту. По вы­ра­же­нию мно­гих свя­ти­те­лей, стя­жав­ших впо­след­ствии му­че­ни­че­ский ве­нец, она ста­ла для них но­вым Фила­ре­том Ми­ло­сти­вым. В по­дви­ге ми­ло­сер­дия и по­мо­щи, без­от­каз­но­сти и ши­ро­те этой по­мо­щи ей не бы­ло рав­ных. В ее серд­це, вме­стив­шем Хри­ста, ни­ко­му уже не бы­ло тес­но.
В на­ча­ле трид­ца­тых го­дов под­ня­лась оче­ред­ная вол­на без­бож­ных го­не­ний на Рус­скую Пра­во­слав­ную Цер­ковь, ко­гда бы­ли аре­сто­ва­ны несколь­ко де­сят­ков ты­сяч свя­щен­но­слу­жи­те­лей и ми­рян. Сот­ни их бы­ли аре­сто­ва­ны и в Москве, и сре­ди них 14 ап­ре­ля 1931 го­да бы­ла аре­сто­ва­на и Та­тья­на. Через несколь­ко дней сле­до­ва­тель до­про­сил ее. Она рас­ска­за­ла, что дей­стви­тель­но по­мо­га­ла ссыль­ным и за­клю­чен­ным, но толь­ко она, осо­бен­но вна­ча­ле, по­мо­га­ла всем за­клю­чен­ным, во­все не ин­те­ре­су­ясь, цер­ков­ные это лю­ди или нет, и да­же по по­ли­ти­че­ским ли они осуж­де­ны ста­тьям или по уго­лов­ным, для нее бы­ло важ­но толь­ко то, что они нуж­да­лись и не име­ли то­го, кто бы им по­мо­гал.
30 ап­ре­ля 1931 го­да Осо­бое Со­ве­ща­ние при­го­во­ри­ло Та­тья­ну Грим­блит к трем го­дам за­клю­че­ния в конц­ла­ге­ре, и она бы­ла от­прав­ле­на в Ви­шер­ский ис­пра­ви­тель­но-тру­до­вой ла­герь в Перм­ской об­ла­сти. Здесь, в ла­ге­ре, она изу­чи­ла ме­ди­ци­ну и ста­ла ра­бо­тать фельд­ше­ром, что как нель­зя луч­ше со­от­вет­ство­ва­ло вы­бран­но­му ею по­движ­ни­че­ско­му пу­ти – без­за­вет­но­му слу­же­нию ближ­ним. В 1932 го­ду она бы­ла осво­бож­де­на с за­пре­том жить в две­на­дца­ти го­ро­дах на остав­ший­ся срок. Ме­стом жи­тель­ства она из­бра­ла го­род Юрьев-Поль­ский Вла­ди­мир­ской об­ла­сти. По­сле окон­ча­ния сро­ка в 1933 го­ду, Та­тья­на Ни­ко­ла­ев­на по­се­ли­лась в го­ро­де Алек­сан­дро­ве Вла­ди­мир­ской об­ла­сти и устро­и­лась ра­бо­тать фельд­ше­ром в боль­ни­це. В 1936 го­ду она пе­ре­еха­ла в се­ло Кон­стан­ти­но­во Мос­ков­ской об­ла­сти и ста­ла ра­бо­тать ла­бо­рант­кой в Кон­стан­ти­нов­ской рай­он­ной боль­ни­це.
Ра­бо­тая в боль­ни­це, и за­ча­стую мно­го боль­ше, чем ей по­ла­га­лось по ее обя­зан­но­стям, она по­чти все свои сред­ства, а так­же и те, что ей жерт­во­ва­ли для за­клю­чен­ных ве­ру­ю­щие лю­ди, от­да­ва­ла на по­мощь на­хо­дя­ще­му­ся в за­клю­че­нии ду­хо­вен­ству и пра­во­слав­ным ми­ря­нам, со все­ми ни­ми ве­дя ак­тив­ную пе­ре­пис­ку. В ее де­я­тель­но­сти для всех страж­ду­щих бы­ла ощу­ти­ма не толь­ко ее ма­те­ри­аль­ная под­держ­ка, но и под­держ­ка сло­вом – в пись­мах, ко­то­рые она по­сы­ла­ла. Для неко­то­рых она в иные пе­ри­о­ды ста­но­ви­лась един­ствен­ным кор­ре­спон­ден­том и по­мощ­ни­ком. Епи­скоп Иоанн (Па­шин) пи­сал ей из ла­ге­ря: «Род­ная, до­ро­гая Та­тья­на Ни­ко­ла­ев­на! Пись­мо Ва­ше по­лу­чил и не знаю, как Вас бла­го­да­рить за него. Оно ды­шит та­кой теп­ло­той, лю­бо­вью и бод­ро­стью, что день, ко­гда я по­лу­чил его, – был для ме­ня один из счаст­ли­вых, и я про­чи­тал его ра­за три под­ряд, а за­тем еще дру­зьям про­чи­ты­вал: вла­ды­ке Ни­ко­лаю и от­цу Сер­гию – сво­е­му ду­хов­но­му от­цу. Да! Доб­рое у Вас серд­це, счаст­ли­вы Вы, и за это бла­го­да­ри­те Гос­по­да: это не от нас – Бо­жий дар. Вы – по ми­ло­сти Бо­жи­ей – по­ня­ли, что выс­шее сча­стье здесь – на зем­ле – это лю­бить лю­дей и по­мо­гать им. И Вы – сла­бень­кая, бед­нень­кая – с Бо­жьей по­мо­щью, как сол­ныш­ко, сво­ей доб­ро­той со­гре­ва­е­те обез­до­лен­ных и по­мо­га­е­те, как мо­же­те. Вспо­ми­на­ют­ся сло­ва Бо­жии, ска­зан­ные уста­ми свя­то­го апо­сто­ла Пав­ла: “Си­ла Моя в немо­щи со­вер­ша­ет­ся”. Дай Гос­по­ди Вам си­лы и здо­ро­вья мно­го-мно­го лет ид­ти этим пу­тем и в сми­ре­нии о име­ни Гос­под­нем тво­рить доб­ро. Тро­га­тель­на и Ва­ша по­весть о бо­лез­ни и даль­ней­ших по­хож­де­ни­ях. Как пре­муд­ро и ми­ло­серд­но устро­ил Гос­подь, что Вы, пе­ре­не­ся тя­же­лую бо­лезнь, изу­чи­ли ме­ди­ци­ну и те­перь, ра­бо­тая на по­при­ще ле­че­ния боль­ных, страж­ду­щих, од­новре­мен­но и ма­лень­кие сред­ства бу­де­те за­ра­ба­ты­вать, необ­хо­ди­мые для жиз­ни сво­ей и по­мо­щи дру­гим, и этой сво­ей свя­той ра­бо­той сколь­ко слез утре­те, сколь­ко стра­да­ний об­лег­чи­те… Ра­бо­та­е­те в ла­бо­ра­то­рии, в ап­те­ке? Пре­крас­но. Вспо­ми­най­те свя­то­го ве­ли­ко­му­че­ни­ка Пан­те­ле­и­мо­на Це­ли­те­ля и его ко­ро­боч­ку с ле­кар­ства­ми в ру­ках (как на об­ра­зах изо­бра­жа­ют) и о име­ни Гос­под­нем ра­бо­тай­те, тру­ди­тесь во сла­ву Бо­жию. Вся­кое ле­кар­ство, рас­сы­па­е­мое по по­рош­кам, раз­ли­ва­е­мое по склян­кам, да бу­дет ограж­де­но зна­ме­ни­ем Свя­то­го Кре­ста. Сла­ва Гос­по­ду Бо­гу!»
Ар­хи­епи­скоп Авер­кий (Кед­ров), на­хо­див­ший­ся в ссыл­ке в го­ро­де Бир­ске в Баш­ки­рии, пи­сал Та­тьяне Ни­ко­ла­евне: «По­лу­чил Ва­ше за­кры­тое пись­мо, а вслед за ним от­крыт­ку. За то и дру­гое при­но­шу Вам сер­деч­ную бла­го­дар­ность. Сла­ва Бо­гу – они по-преж­не­му пол­ны бод­ро­сти и све­та, креп­кой ве­ры и твер­до­го упо­ва­ния на про­мыс­ли­тель­ную дес­ни­цу Все­выш­не­го. Сла­ва Бо­гу! Да ни­ко­гда не ис­сякнет и не ума­лит­ся в ду­ше Ва­шей этот жи­во­нос­ный ис­точ­ник, ко­то­рый так об­лег­ча­ет здесь на зем­ле вос­при­я­тие жиз­нен­ных невзгод, несча­стий, уда­ров, неудач и разо­ча­ро­ва­ний. Не дли­нен еще прой­ден­ный путь Ва­шей бла­го­сло­вен­ной от Гос­по­да жиз­ни, а меж­ду тем сколь­ко бурь про­нес­лось над Ва­шей гла­вой. И не толь­ко над го­ло­вой: как острое ору­жие они про­шли и через Ва­ше серд­це. Но не по­ко­ле­ба­ли его и не сдви­ну­ли его с кра­е­уголь­но­го кам­ня – ска­лы, на ко­то­рой оно по­ко­ит­ся, – я ра­зу­мею Хри­ста Спа­си­те­ля. Не по­га­си­ли эти штор­мы в Ва­шем ми­лом серд­це яр­ко го­ря­щий и пла­ме­не­ю­щий огонь ве­ры свя­той. Сла­ва Бо­гу – ра­ду­юсь се­му и пре­кло­ня­юсь пред Ва­шим этим по­дви­гом непо­ко­ле­би­мой пре­дан­но­сти Твор­цу, пред те­ми бо­лез­нен­ны­ми скор­бя­ми, ис­пы­та­ни­я­ми, стра­да­ни­я­ми нрав­ствен­ны­ми, через ко­то­рые ле­жал Ваш путь к этой по­бе­де в Ва­шей ду­ше Хри­ста над Ве­ли­а­ром, неба над зем­лей, све­та над тьмой. Спа­си Вас Хри­стос и со­хра­ни, по­мо­ги Вам и впредь неустра­ши­мо и непо­ко­ле­би­мо сто­ять на бо­же­ствен­ной стра­же сво­е­го свя­то­го свя­тых…»
Боль­ше все­го из зем­ных мест Та­тья­на Ни­ко­ла­ев­на лю­би­ла Ди­ве­е­во, ку­да она при­ез­жа­ла ча­сто и где слу­жил ее ду­хов­ный отец про­то­и­е­рей Па­вел Пе­ру­ан­ский. В од­ном из пи­сем, на­пи­сан­ном 5 сен­тяб­ря 1937 го­да ар­хи­епи­ско­пу Авер­кию (Кед­ро­ву), еще на­хо­див­ше­му­ся в то вре­мя в ссыл­ке в го­ро­де Бир­ске, бес­по­ко­ясь о его судь­бе, так как ото­всю­ду ста­ли при­хо­дить из­ве­стия об аре­стах ду­хо­вен­ства и ми­рян, она пи­са­ла: «До­ро­гой мой Вла­ды­ка Авер­кий! Что-то дав­но мне нет от Вас ве­сточ­ки. Я бы­ла в от­пус­ке пол­то­ра ме­ся­ца. Ез­ди­ла в Ди­ве­е­во и Са­ров. Пре­крас­но про­ве­ла там ме­сяц. Див­но хо­ро­шо. Нет, в раю не сла­ще, по­то­му что боль­ше лю­бить невоз­мож­но. Да бла­го­сло­вит Бог тех лю­дей, яр­кая кра­со­та ду­ши ко­то­рых и те­перь пе­ре­до мной. Креп­ко по­лю­би­ла я те ме­ста, и все­гда ме­ня ту­да тянет. Вот уже тре­тий год под­ряд бы­ваю там, с каж­дым ра­зом все доль­ше. На­все­гда б я там оста­лась, да не бы­ло мне бла­го­сло­ве­ния на то. А на по­езд­ку во вре­мя от­пус­ка все бла­го­сло­ви­ли.
От­кли­кай­тесь, сол­ныш­ко ми­лое. А то я бес­по­ко­юсь, не слу­чи­лось ли с Ва­ми че­го недоб­ро­го. На­пом­ни­те мне гео­гра­фию. Да­ле­ко ли Бирск от Уфы? Пи­ши­те мне, я уже креп­ко со­ску­чи­лась о Вас, род­ной мой».
Ве­че­ром, в тот день, ко­гда Та­тья­на пи­са­ла это пись­мо, она бы­ла аре­сто­ва­на. Со­труд­ни­ки НКВД при­шли ее аре­сто­вы­вать, ко­гда она пи­са­ла оче­ред­ное пись­мо свя­щен­ни­ку в ссыл­ку, оста­но­вив ее на по­лу­сло­ве. Ухо­дя в тюрь­му, она оста­ви­ла за­пис­ку по­дру­ге, чтобы та обо всем про­ис­шед­шем уве­до­ми­ла ее мать. Со­хра­няя да­же в эти ми­ну­ты мир и спо­кой­ствие, Та­тья­на Ни­ко­ла­ев­на пи­са­ла: «Оль­га род­ная, про­сти! При­бе­ри все. По­лу­чи бе­лье от Ду­ни. Бе­лье при­бе­ри в ко­роб­ку, ко­то­рая под кро­ва­тью. По­стель и одеж­ду за­шей в меш­ки (меш­ка здесь два, но ты най­ди це­лые и чи­стые, в ко­то­рых мож­но бы­ло бы все по­слать ма­ме). Ко­гда ме­ня уго­нят от­сю­да, то толь­ко через де­сять дней по­шли все ма­ме, из­ве­стив ее сна­ча­ла о мо­ем аре­сте пись­мом. На­пи­шешь пись­мо, а по­том через па­ру дней шли ве­щи. День­ги на пе­ре­сыл­ку у те­бя бу­дут. День­ги по­сле де­ся­ти дней вслед за ве­ща­ми от­пра­вить ма­ме, она мне пе­ре­во­дить бу­дет и пе­ре­сы­лать что на­до. Ну, всех креп­ко це­лую. За все всех бла­го­да­рю. Про­сти­те. Я зна­ла, на­дев крест, тот, что на мне: опять пой­ду. За Бо­га не толь­ко в тюрь­му, хоть в мо­ги­лу пой­ду с ра­до­стью».
До­пра­ши­вал Та­тья­ну на­чаль­ник Кон­стан­ти­нов­ско­го рай­он­но­го от­де­ле­ния НКВД Су­да­ков.
– Об­ви­ня­е­мая Грим­блит, при обыс­ке у вас изъ­ята пе­ре­пис­ка с ука­за­ни­ем мас­сы адре­сов. Ка­кие вы име­е­те свя­зи с ука­зан­ны­ми ли­ца­ми и кто они по по­ло­же­нию? – спро­сил он.
– Шесть че­ло­век, ука­зан­ные в адре­сах, яв­ля­ют­ся свя­щен­но­слу­жи­те­ля­ми, и все они бы­ли в за­клю­че­нии и в эта­пах, а в дан­ное вре­мя они на­хо­дят­ся в за­клю­че­нии и в ми­ну­сах. Связь у ме­ня с ни­ми есть лишь пись­ма­ми. Осталь­ные адре­са мо­их род­ствен­ни­ков, ра­бо­та­ю­щих в Москве и в Алек­сан­дро­ве.
По­сле до­про­са за­ме­сти­тель на­чаль­ни­ка Кон­стан­ти­нов­ско­го НКВД Смир­ниц­кий до­про­сил в ка­че­стве сви­де­те­лей со­слу­жив­цев Та­тья­ны по Кон­стан­ти­нов­ской рай­он­ной боль­ни­це – вра­ча, мед­сест­ру и бух­гал­те­ров.
Они по­ка­за­ли: «Мне из­вест­но, что Грим­блит по­се­ти­ла боль­но­го, ле­жа­ще­го в гос­пи­та­ле, к ко­то­ро­му Грим­блит не име­ла ни­ка­ко­го от­но­ше­ния по ме­ди­цин­ско­му об­слу­жи­ва­нию. В ре­зуль­та­те на дру­гое утро боль­ной рас­ска­зал вра­чу, что ему всю ночь сни­лись мо­на­сты­ри, мо­на­хи, под­ва­лы и так да­лее. Этот факт на­во­дит ме­ня на мысль, что Грим­блит ве­ла с боль­ны­ми бе­се­ды на ре­ли­ги­оз­ные те­мы. На со­бра­нии со­труд­ни­ков боль­ни­цы по во­про­су о под­пис­ке на вновь вы­пу­щен­ный за­ем Грим­блит ни за, ни про­тив в пре­ни­ях не вы­сту­па­ла, но при го­ло­со­ва­нии за под­пис­ку на за­ем не го­ло­со­ва­ла».
«Грим­блит зи­мой 1937 го­да, си­дя у тя­же­ло боль­но­го в па­ла­те, в при­сут­ствии боль­ных и мед­пер­со­на­ла по­сле его смер­ти вста­ла и де­мон­стра­тив­но его пе­ре­кре­сти­ла. В раз­го­во­рах, срав­ни­вая по­ло­же­ние в тюрь­мах цар­ско­го строя с на­сто­я­щим, Грим­блит го­во­ри­ла: “При со­вет­ской вла­сти мож­но встре­тить без­об­раз­ных мо­мен­тов не мень­ше, чем преж­де”. От­ве­чая на во­про­сы о том, по­че­му она ве­дет скуд­ную жизнь, Грим­блит го­во­ри­ла: “Вы тра­ти­те день­ги на ви­но и ки­но, а я на по­мощь за­клю­чен­ным и цер­ковь”. На во­прос о но­си­мом ею на шее кре­сте Грим­блит неод­но­крат­но от­ве­ча­ла: “За но­си­мый мною на шее крест я от­дам свою го­ло­ву, и по­ка я жи­ва, с ме­ня его ни­кто не сни­мет, а ес­ли кто по­пы­та­ет­ся снять крест, то сни­мет его лишь с мо­ей го­ло­вой, так как он на­дет на­веч­но”. В 1936 го­ду при об­ра­ще­нии при­е­хав­ше­го од­но­го из за­клю­чен­ных Дмит­ла­га для но­чев­ки Грим­блит при встре­че с ним спро­си­ла, по ка­кой ста­тье он си­дит, и, по­лу­чив от­вет, что он си­дит по 58 ста­тье, с удо­воль­стви­ем усту­пи­ла для ноч­ле­га свою ком­на­ту, за­явив, что она для лю­дей, си­дя­щих по 58-ой ста­тье, все­гда го­то­ва чем угод­но по­мочь. У Грим­блит в пе­ри­од ее ра­бо­ты в боль­ни­це бы­ли слу­чаи ухо­да с ра­бо­ты в цер­ковь для со­вер­ше­ния ре­ли­ги­оз­ных об­ря­дов».
«Мне из­вест­но, что Грим­блит очень ре­ли­ги­оз­ный че­ло­век, ста­вив­шая ре­ли­гию вы­ше все­го. В день Пре­об­ра­же­ния в раз­го­во­ре со мной Грим­блит ска­за­ла: “Те­перь стал не на­род, а про­сто по­доб­но ско­ту. Пом­ню, как бы­ло рань­ше, ко­гда я учи­лась в гим­на­зии. Схо­дишь в цер­ковь, от­дох­нешь, и ра­бо­та спо­рит­ся луч­ше, а те­перь нет ни­ка­ко­го раз­ли­чия, но при­дет вре­мя, Гос­подь по­ка­ра­ет и за все спро­сит”. Мне так­же при­хо­ди­лась ча­сто от Грим­блит слы­шать сло­ва: “При­дет все же вре­мя, ко­гда тот, кто не ве­ру­ет, бу­дет по­сле ка­ять­ся и по­стра­да­ет за это, как стра­да­ем в дан­ное вре­мя мы, ве­ру­ю­щие”. Кро­ме то­го, Грим­блит ис­поль­зо­ва­ла свое слу­жеб­ное по­ло­же­ние для внед­ре­ния ре­ли­ги­оз­ных чувств сре­ди ста­ци­о­нар­ных боль­ных. На­хо­дясь на де­жур­стве, Грим­блит вы­да­чу ле­карств боль­ным со­про­вож­да­ла сло­ва­ми: “С Гос­по­дом Бо­гом”. И од­новре­мен­но кре­сти­ла боль­ных. Сла­бым же боль­ным Грим­блит на­де­ва­ла на шею кре­сты».
«От­но­си­тель­но вос­пи­та­ния де­тей в на­сто­я­щее вре­мя Грим­блит неод­но­крат­но го­во­ри­ла: “Что хо­ро­ше­го мож­но ожи­дать от те­пе­реш­них де­тей в бу­ду­щем, ко­гда их ро­ди­те­ли са­ми не ве­ру­ют и де­тям за­пре­ща­ют ве­ро­вать”. И, упре­кая ро­ди­те­лей, го­во­ри­ла: “Как вы от Бо­га ни от­во­ра­чи­ва­е­тесь, ра­но или позд­но Он за все спро­сит”. В 1936 го­ду моя де­вя­ти­лет­няя доч­ка рас­ска­зы­ва­ла мне, что Грим­блит ее вы­учи­ла кре­стить­ся, за что да­ла ей го­стин­цев».
По­сле до­про­сов сви­де­те­лей за­ме­сти­тель на­чаль­ни­ка НКВД Кон­стан­ти­нов­ско­го рай­о­на до­про­сил Та­тья­ну.
– Об­ви­ня­е­мая Грим­блит, не со­сто­я­ли ли вы и не со­сто­и­те ли в на­сто­я­щее вре­мя в ка­кой-ли­бо ре­ли­ги­оз­ной сек­те, ес­ли со­сто­и­те, то ка­ко­вы ее це­ли?
– Ни в ка­кой сек­те я не со­сто­я­ла и не со­стою.
– Об­ви­ня­е­мая Грим­блит, из ка­ких средств вы ока­зы­ва­ли по­мощь за­клю­чен­ным и не яв­ля­е­тесь ли вы чле­ном ка­кой-ли­бо ор­га­ни­за­ции, ста­вя­щей сво­ей за­да­чей ока­за­ние им по­мо­щи, а так­же внед­ре­ние ре­ли­гии в мас­сы?
– Я ни в ка­кой ор­га­ни­за­ции ни­ко­гда не со­сто­я­ла и не со­стою. По­мощь за­клю­чен­ным и ко­му мо­гу по­мочь я ока­зы­ваю из сво­их за­ра­бо­тан­ных средств. Внед­ре­ни­ем ре­ли­гии в мас­сы я ни­ко­гда не за­ни­ма­лась и не за­ни­ма­юсь.
– Ка­ко­ва при­чи­на ва­шей по­мо­щи в боль­шин­стве слу­ча­ев по­лит­за­клю­чен­ным, а так­же при­чи­на ве­де­ния ва­ми пе­ре­пис­ки ис­клю­чи­тель­но с по­лит­за­клю­чен­ны­ми?
– Яв­ля­ясь ре­ли­ги­оз­ным че­ло­ве­ком, я и по­мощь ока­зы­ва­ла толь­ко за­клю­чен­ным ре­ли­ги­оз­ни­кам, с ко­то­ры­ми встре­ча­лась на эта­пах и в за­клю­че­нии, и, вый­дя на сво­бо­ду, пе­ре­пи­сы­ва­лась с ни­ми. С осталь­ной же ча­стью по­лит­за­клю­чен­ных я ни­ко­гда не име­ла ни­ка­кой свя­зи.
– Как вы про­яв­ля­лись как ре­ли­ги­оз­ный че­ло­век от­но­си­тель­но со­вет­ской вла­сти и окру­жа­ю­ще­го вас на­ро­да?
– Пе­ред вла­стью и окру­жа­ю­щи­ми я ста­ра­лась про­явить се­бя чест­ным и доб­ро­со­вест­ным ра­бот­ни­ком и этим до­ка­зать, что и ре­ли­ги­оз­ный че­ло­век мо­жет быть нуж­ным и по­лез­ным чле­ном об­ще­ства. Сво­ей ре­ли­ги­оз­но­сти я не скры­ва­ла.
– Об­ви­ня­е­мая Грим­блит, при­зна­е­те ли вы се­бя ви­нов­ной в ве­де­нии ва­ми ан­ти­со­вет­ской аги­та­ции за вре­мя служ­бы в Кон­стан­ти­нов­ской боль­ни­це?
– Ни­ка­кой ан­ти­со­вет­ской аги­та­ции я ни­где ни­ко­гда не ве­ла. На фра­зы, ко­гда, жа­лея ме­ня, мне го­во­ри­ли: «Вы бы по­луч­ше оде­лись и по­ели, чем по­сы­лать день­ги ко­му-то», я от­ве­ча­ла: «Вы мо­же­те тра­тить день­ги на кра­си­вую одеж­ду и на слад­кий ку­сок, а я пред­по­чи­таю по­скром­нее одеть­ся, по­про­ще по­есть, а остав­ши­е­ся день­ги по­слать нуж­да­ю­щим­ся в них».
По­сле этих до­про­сов Та­тья­на бы­ла по­ме­ще­на в тюрь­му в го­ро­де За­гор­ске. 13 сен­тяб­ря 1937 го­да след­ствие бы­ло за­кон­че­но и со­став­ле­но об­ви­ни­тель­ное за­клю­че­ние. 21 сен­тяб­ря пе­ред от­прав­кой об­ви­ни­тель­но­го за­клю­че­ния на ре­ше­ние трой­ки со­труд­ник НКВД Идель­сон вы­звал Та­тья­ну на до­прос и, узнав, за что и ко­гда она аре­сто­вы­ва­лась рань­ше, спро­сил:
– Вы об­ви­ня­е­тесь в ан­ти­со­вет­ской аги­та­ции. При­зна­е­те ли се­бя ви­нов­ной?
– Ви­нов­ной се­бя не при­знаю. Ан­ти­со­вет­ской аги­та­ци­ей ни­ко­гда не за­ни­ма­лась.
– Вы так­же об­ви­ня­е­тесь в про­ве­де­нии вре­ди­тель­ства, со­зна­тель­ном умертв­ле­нии боль­ных в боль­ни­це се­ла Кон­стан­ти­но­во. При­зна­е­те се­бя ви­нов­ной?
– Ви­нов­ной се­бя не при­знаю, вре­ди­тель­ской де­я­тель­но­стью ни­ко­гда не за­ни­ма­лась.
Про­чи­тав про­то­кол до­про­са, Та­тья­на под­пи­са­лась под фра­зой, окан­чи­ва­ю­щей про­то­кол: «За­пи­са­но с мо­их слов вер­но, мной лич­но про­чи­та­но».
22 сен­тяб­ря трой­ка НКВД при­го­во­ри­ла Та­тья­ну к рас­стре­лу. На сле­ду­ю­щий день она бы­ла от­прав­ле­на в од­ну из Мос­ков­ских тю­рем, где пе­ред каз­нью с нее бы­ла сня­та фо­то­гра­фия для па­ла­ча. Та­тья­на Ни­ко­ла­ев­на Грим­блит бы­ла рас­стре­ля­на 23 сен­тяб­ря 1937 го­да и по­гре­бе­на в без­вест­ной об­щей мо­ги­ле на по­ли­гоне Бу­то­во под Моск­вой.

Игу­мен Да­мас­кин (Ор­лов­ский)

«Му­че­ни­ки, ис­по­вед­ни­ки и по­движ­ни­ки бла­го­че­стия Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви ХХ сто­ле­тия. Жиз­не­опи­са­ния и ма­те­ри­а­лы к ним. Кни­га 7». Тверь. 2002. С. 128-136

Биб­лио­гра­фия

Ар­хив УФСБ РФ по Том­ской обл. Арх. № 11803-П.
ЦА ФСБ РФ. Арх. № Р-1086.
ГАРФ. Ф. 10035, д. П-78635.

При­ме­ча­ния

Име­ет­ся в ви­ду арест – на услов­ном язы­ке пе­ре­пис­ки тех лет.
Име­ет­ся в ви­ду пре­бы­ва­ние в за­клю­че­нии.

Мученица Татьяна Гримблит: За все всех благодарю

Есть красота природы – далекое отражение деяния Творца, воспринимаемая человеком как образ и подобие Божиe. Есть красота искусства, создаваемая из богоданных подручных средств. Но есть то, что на земле превыше всего – красота души человеческой.

И украсить свою душу – труд, требующий наибольшего мастерства и искусства. Тот, кто смог быть подмастерьем у Бога в украшении и совершенствовании своей души, тот, можно сказать, достиг совершенства во всех искусствах и все их постиг.

Таким человеком, украсившим свою душу Божественными добродетелями, была мученица Татьяна (Гримблит). Перед красотой ее души склоняли головы и маститые архиереи, и старцы-подвижники, и юные мученики. Ее душа, как чистый родник, отражала океан Божественной благодати, проливая воды милосердия на скорбящих и страждущих. Не было человека, которому она отказала бы в помощи – посылкой, письмом или передачей в тюрьму. Ее письма читали и перечитывали святители-исповедники, лучшие люди нашего Отечества, сами ставшие ныне прославленным украшением Церкви Христовой; один из них писал: «Горячо благодарю Вас за Ваше прекрасное, воодушевленное письмо… оно возвышенно и поучительно и может поспорить за первенство с лучшими страницами из дневника отца Иоанна Кронштадтского. Под этим письмом с радостью поставили бы свои подписи великое множество преподобных и праведных жен и мужей, мучениц и мучеников. Да пребудет с Вами навсегда эта благодать Святого Духа, так гармонично и сладкогласно настроившая струны чистой и прекрасной Вашей души…» Эти ее письма, к сожалению, не сохранились, но сохранилось кое-что из стихов, которые Татьяна писала, даже находясь в заключении, куда она неоднократно попадала за дела милосердия (в 1923-м, в 1925-м, в 1927-м и в 1931-м годах). Находясь в узах, она написала о Боге: «Я Тебя и умирая, мой Господь, благословлю, Ты мне дал блаженство рая, радость подарил Твою. Я спокойна – что мне надо? Ничего я не ищу, и Тебе, моя Отрада, дней остаток посвящу. Я любви Твоей не стою и завета не храню, только всей моей душою на кресте Тебя люблю. Вечно бы в груди носила красоту Твою с мольбой – помоги, чтоб и могила не закрыла образ Твой».

Гримблит Татьяна Николаевна. Тюремная фотография. Зырянский край. 1928 год

Мученица Татьяна родилась в 1903 году в Томске, в 17 лет она окончила Мариинскую гимназию, это был 1920 год, когда страна вступила в полосу решительных и кровавых перемен. Татьяна была внучкой всеми уважаемого в городе протоиерея, оказавшего большое и благотворное влияние на любимую внучку; о нем она за три года до своей мученической кончины писала: «И все же никогда не забывала в молитве грешной Богу поминать: как в детстве и теперь тепло сияли мне веры луч и истины печать. Той Истины, которой ты неложным, всегда был честным, преданным слугой, среди страданий и забот тревожных, я, робкая, стремилась за тобой. Теперь же – верю я – ты служишь Богу… в горнем мире… и выведешь на верную дорогу… и скажешь в радости, вкусив покоя… Владыко, защити ее, покрой Своей любовью, дай крест с восторгом до конца нести!»

16 мая — память мученицы Татианы Гримблит

Память мученицы Татианы совершается 23 сентября, в четвертую субботу по Пасхе в Собор святых новомучеников, в Бутове пострадавших, и в день памяти Собора Новомучеников и Исповедников Российских ХХ века.
Имя Татьяны Гримблит сегодня мало известно даже верующим. Однако в 1920-е-30-е годы о ней знали христиане по всей России. Сотрудники ОГПУ долгие годы силились «разгадать» феномен Татьяны Гримблит, и, в общем-то, безуспешно. Это и неудивительно – ведь то, что делала эта одинокая слабая женщина, вызывало недоумение даже у воцерковленных людей.
Мученица Татиана родилась 14 декабря 1903 года в городе Томске в семье служащего акцизного управления Николая Гримблита. Образование Татьяна получила в Томской гимназии, которую она окончила в 1920 году. В этом же году скончался ее отец, и она поступила работать воспитательницей в детскую колонию «Ключи». Воспитанная в глубоко христианском духе, желая подвига и взыскуя совершенства в исполнении заповедей Господних, она, едва окончив школу, посвятила свою жизнь помощи ближним.
В 1920 году завершилась на территории Сибири гражданская война и начались репрессии против народа, а вскоре и сама Сибирь с ее обширными пространствами стала местом заключения и ссылок. В это время благочестивая девица и ревностная христианка Татьяна постановила себе за правило почти все зарабатываемые средства, а также то, что ей удавалось собрать в храмах города Томска, менять на продукты и вещи и передавать их заключенным в Томскую тюрьму. Приходя в тюрьму, она спрашивала у администрации, кто из заключенных не получает продуктовых передач, — и тем передавала.
В 1923 году Татьяна повезла передачи нуждающимся заключенным в тюрьму в город Иркутск. Здесь ее арестовали, предъявив обвинение в контрреволюционной деятельности, которая заключалась в благотворительности узникам, но через четыре месяца ее освободили. В 1925 году ОГПУ снова арестовало Татьяну Николаевну за помощь заключенным, но на этот раз ее освободили через семь дней. После освобождения она по-прежнему продолжала помогать заключенным. К этому времени она познакомилась со многими выдающимися архиереями и священниками Русской Православной Церкви, томившимися в тюрьмах Сибири.
Ее активная благотворительная деятельность все более привлекала внимание сотрудников ОГПУ и все более раздражала безбожников. Они стали собирать сведения для ее ареста, которые в конце концов свелись к следующей характеристике подвижницы, ставшей со временем всероссийской благотворительницей: «Татьяна Николаевна Гримблит имеет связь с контрреволюционным элементом духовенства, которое находится в Нарымском крае, в Архангельске, в Томской и Иркутской тюрьмах. Производит сборы и пересылает частью по почте, большинство с оказией. Гримблит во всех тихоновских приходах имеет своих близких знакомых, через которых и производятся сборы».
Вскоре Татьяна вместе с несколькими томскими священниками была арестована как одна из «вдохновителей тихоновского движения в губернии».
18 мая следствие было закончено и ОГПУ вынесло поразительно «говорящее» постановление, о том, что «дознанием не представляется возможность добыть необходимые материалы для гласного суда, но виновность все же установлена». Особое Совещание при Коллегии ОГПУ постановило выслать Татьяну Гримблит в Зырянский край на три года.
Началось следование по этапу – месяц с лишним езды на поездах и пребывания в пересылочных тюрьмах. 1 июля 1926 года Татьяну привезли в г. Усть-Сысольск. Однако уже через две недели, 15 июля, место ссылки было изменено – на оставшийся срок Татьяну отправили в Казахстан.
И снова – поезда и «пересылки». В ссылках Татьяна писала стихи. Больше всего стихов, дошедших до нас, было написано в Зырянском крае:
Вычегда плещет о берег крутой,
Жадно смотрю на струи:
Быстро проходят далекой мечтой,
Кину им мысли мои.
Пусть унесутся на север волной,
Я же на юг улечу,
Чтобы не встретиться с думой лихой,
Путь ей слезой оплачу.
15 декабря вместе с другими заключенными Татьяна оказалась в Туркестане. Дальше произошло непонятное, – хотя, увы, привычное для тех лет событие. 19 декабря 1927 года Особое Совещание ОГПУУ постановило освободить Татьяну, предоставив ей право жить, где она пожелает. Однако о том, что она освобождена, сотрудники ОГПУ в Туркестане сообщили ей только 10 марта 1928 года.
16 марта Татьяна Николаевна выехала в Москву. Она поселилась неподалеку от храма святителя Николая в Пыжах, где служил хорошо ей знакомый священник архимандрит Гавриил (Игошкин), который отсидел три лагерных срока, в общей сложности 17, 5 лет; умер в 1959 году, в 2000 году канонизирован в сонме новомучеников и исповедников Российских.
Татьяна стала постоянной прихожанкой храма Николы в Пыжах, где она стала петь на клиросе. Вернувшись из заключения, она еще активней помогала оставшимся в ссылках и находящимся в тюрьмах заключенным, многих из которых она теперь знала лично. Посещения заключенных и помощь им стали ее подвигом и служением Христу. По выражению многих святителей, стяжавших впоследствии мученический венец, она стала для них новым Филаретом Милостивым. В подвиге милосердия и помощи, безотказности и широте этой помощи ей не было равных. В ее сердце, вместившем Христа, никому уже не было тесно.
В начале тридцатых годов поднялась очередная волна безбожных гонений на Русскую Православную Церковь, когда были арестованы несколько десятков тысяч священнослужителей и мирян. Сотни их были арестованы и в Москве, и среди них 14 апреля 1931 года была арестована и Татьяна. Через несколько дней следователь допросил ее. Она рассказала, что действительно помогала ссыльным и заключенным, но только она, особенно вначале, помогала всем заключенным, вовсе не интересуясь, церковные это люди или нет, и даже по политическим ли они осуждены статьям или по уголовным, — для нее было важно только то, что они нуждались и не имели того, кто бы им помогал.
30 апреля 1931 года Особое Совещание приговорило Татьяну Гримблит к трем годам заключения в концлагере, и она была отправлена в Вишерский исправительно-трудовой лагерь в Пермской области. Здесь, в лагере, она изучила медицину и стала работать фельдшером, что как нельзя лучше соответствовало выбранному ею подвижническому пути — беззаветному служению ближним.
В 1932 году она была освобождена с запретом жить в двенадцати городах на оставшийся срок. Местом жительства она избрала город Юрьев-Польский Владимирской области. После окончания срока в 1933 году Татьяна Николаевна поселилась в городе Александрове Владимирской области и устроилась работать фельдшером в больнице.
В 1936 году она переехала в село Константиново Московской области и стала работать лаборанткой в Константиновской районной больнице.
Работая в больнице, и зачастую много больше, чем ей полагалось по ее обязанностям, она почти все свои средства, а также и те, что ей жертвовали для заключенных верующие люди, отдавала на помощь находящемуся в заключении духовенству и православным мирянам, ведя с ними активную переписку. В ее деятельности для всех страждущих была ощутима не только ее материальная поддержка, но и поддержка словом — в письмах, которые она посылала. Для некоторых она в иные периоды становилась единственным корреспондентом и помощником.
Епископ Иоанн (Пашин) писал ей из лагеря:
«Родная, дорогая Татьяна Николаевна! Письмо Ваше получил и не знаю, как Вас благодарить за него. Оно дышит такой теплотой, любовью и бодростью, что день, когда я получил его, — был для меня один из счастливых, и я прочитал его раза три подряд, а затем еще друзьям прочитывал: владыке Николаю и отцу Сергию — своему духовному отцу. Да! Доброе у Вас сердце, счастливы Вы, и за это благодарите Господа: это не от нас — Божий дар. Вы — по милости Божией — поняли, что высшее счастье здесь — на земле — это любить людей и помогать им. И Вы — слабенькая, бедненькая — с Божьей помощью, как солнышко, своей добротой согреваете обездоленных и помогаете, как можете. Вспоминаются слова Божии, сказанные устами святого апостола Павла: «Сила Моя в немощи совершается». Дай Господи Вам силы и здоровья много-много лет идти этим путем и в смирении о имени Господнем творить добро. Трогательна и Ваша повесть о болезни и дальнейших похождениях.
Как премудро и милосердно устроил Господь, что Вы, перенеся тяжелую болезнь, изучили медицину и теперь, работая на поприще лечения больных, страждущих, одновременно и маленькие средства будете зарабатывать, необходимые для жизни своей и помощи другим, и этой своей святой работой сколько слез утрете, сколько страданий облегчите… Работаете в лаборатории, в аптеке? Прекрасно. Вспоминайте святого великомученика Пантелеймона Целителя и его коробочку с лекарствами в руках (как на образах изображают) и о имени Господнем работайте, трудитесь во славу Божию. Всякое лекарство, рассыпаемое по порошкам, разливаемое по склянкам, да будет ограждено знамением Святого Креста. Слава Господу Богу!»
Архиепископ Аверкий (Кедров), находившийся в ссылке в городе Бирске в Башкирии, писал Татьяне Николаевне:
«Получил Ваше закрытое письмо, а вслед за ним открытку. За то и другое приношу Вам сердечную благодарность. Слава Богу — они по-прежнему полны бодрости и света, крепкой веры и твердого упования на промыслительную десницу Всевышнего. Слава Богу! Да никогда не иссякнет и не умалится в душе Вашей этот живоносный источник, который так облегчает здесь на земле восприятие жизненных невзгод, несчастий, ударов, неудач и разочарований. Не длинен еще пройденный путь Вашей благословенной от Господа жизни, а между тем сколько бурь пронеслось над Вашей главой. И не только над головой: как острое оружие они прошли и через Ваше сердце. Но не поколебали его и не сдвинули его с краеугольного камня — скалы, на которой оно покоится, — я разумею Христа Спасителя.
Не погасили эти штормы в Вашем милом сердце ярко горящий и пламенеющий огонь веры святой. Слава Богу — радуюсь сему и преклоняюсь пред Вашим этим подвигом непоколебимой преданности Творцу, пред теми болезненными скорбями, испытаниями, страданиями нравственными, через которые лежал Ваш путь к этой победе в Вашей душе Христа над Велиаром, неба над землей, света над тьмой. Спаси Вас Христос и сохрани, помоги Вам и впредь неустрашимо и непоколебимо стоять на божественной страже своего святого святых…»
Больше всего из земных мест Татьяна Николаевна любила Дивеево, куда она приезжала часто и где служил ее духовный отец протоиерей Павел Перуанский. В одном из писем, написанном 5 сентября 1937 года архиепископу Аверкию (Кедрову), еще находившемуся в то время в ссылке в городе Бирске, беспокоясь о его судьбе, так как отовсюду стали приходить известия об арестах духовенства и мирян, она писала:
«Дорогой мой Владыка Аверкий! Что-то давно мне нет от Вас весточки. Я была в отпуске полтора месяца. Ездила в Дивеево и Саров, Прекрасно провела там месяц. Дивно хорошо. Нет, в раю не слаще, потому что больше любить невозможно. Да благословит Бог тех людей, яркая красота души которых и теперь передо мной. Крепко полюбила я те места, и всегда меня туда тянет. Вот уже третий год подряд бываю там, с каждым разом все дольше. Навсегда б я там осталась, да не было мне благословения на то. А на поездку во время отпуска все благословили.
Откликайтесь, солнышко милое. А то я безпокоюсь, не случилось ли с Вами чего недоброго. Напомните мне географию. Далеко ли Бирск от Уфы? Пишите мне, я уже крепко соскучилась о Вас, родной мой».
Вечером, в тот день, когда Татьяна писала это письмо, она была арестована. Сотрудники НКВД пришли ее арестовывать, когда она писала очередное письмо священнику в ссылку, остановив его на полуслове. Уходя в тюрьму, она оставила записку подруге, чтобы та обо всем происшедшем уведомила ее мать. «За все всех благодарю. Простите. Я знала, надев крест, тот, что на мне, — опять пойду. За Бога не только в тюрьму, хоть в могилу пойду с радостью».
Допрашивал Татьяну начальник Константиновского районного отделения НКВД Судаков.
После допроса заместитель начальника Константиновского НКВД Смирницкий допросил в качестве свидетелей сослуживцев Татьяны по Константиновской районной больнице — врача, медсестру и бухгалтеров.
Они показали:
Отвечая на вопросы о том, почему она ведет скудную жизнь, Гримблит говорила: «Вы тратите деньги на вино и кино, а я на помощь заключенным и церковь». На вопрос о носимом ею на шее кресте Гримблит неоднократно отвечала: «За носимый мною на шее крест я отдам свою голову, и пока я жива, с меня его никто не снимет, а если кто попытается снять крест, то снимет его лишь с моей головой, так как он надет навечно».
В 1936 году при обращении приехавшего одного из заключенных Дмитлага для ночевки Гримблит при встрече с ним спросила, по какой статье он сидит, и, получив ответ, что он сидит по 58-й статье, с удовольствием уступила для ночлега свою комнату, заявив, что она для людей, сидящих по 58-й статье, всегда готова чем угодно помочь. У Гримблит в период ее работы в больнице были случаи ухода с работы в церковь для совершения религиозных обрядов».
«Мне известно, что Гримблит очень религиозный человек, ставившая религию выше всего. В день Преображения в разговоре со мной Гримблит сказала: «Теперь стал не народ, а просто подобно скоту. Помню, как было раньше, когда я училась в гимназии. Сходишь в церковь, отдохнешь, и работа спорится лучше, а теперь нет никакого различия, но придет время, Господь покарает и за все спросит». Мне также приходилось часто от Гримблит слышать слова: «Придет все же время, когда тот, кто не верует, будет после каяться и пострадает за это, как страдаем в данное время мы, верующие». Кроме того, Гримблит использовала свое служебное положение для внедрения религиозных чувств среди стационарных больных. Находясь на дежурстве, Гримблит выдачу лекарств больным сопровождала словами: «С Господом Богом». И одновременно крестила больных. Слабым же больным Гримблит надевала на шею кресты».
«Относительно воспитания детей в настоящее время Гримблит неоднократно говорила: «Что хорошего можно ожидать от теперешних детей в будущем, когда их родители сами не веруют и детям запрещают веровать». И, упрекая родителей, говорила: «Как вы от Бога ни отворачиваетесь, рано или поздно Он за все спросит». В 1936 году моя девятилетняя дочка рассказывала мне, что Гримблит ее выучила креститься, за что дала ей гостинцев».
Татьяна была помещена в тюрьму в городе Загорске. 13 сентября 1937 года следствие было закончено и составлено обвинительное заключение. 21 сентября перед отправкой обвинительного заключения на решение тройки сотрудник НКВД Идельсон вызвал Татьяну на допрос и, узнав, за что и когда она арестовывалась раньше, спросил:
— Вы обвиняетесь в антисоветской агитации. Признаете ли себя виновной?
— Виновной себя не признаю. Антисоветской агитацией никогда не занималась.
— Вы также обвиняетесь в проведении вредительства, сознательном умертвлении больных в больнице села Константинове. Признаете себя виновной?
— Виновной себя не признаю, вредительской деятельностью никогда не занималась.
Прочитав протокол допроса, Татьяна подписалась под фразой, оканчивающей протокол: «Записано с моих слов верно, мной лично прочитано».
Татьяна Николаевна Гримблит. Москва. Тюрьма НКВД. 1937 год
22 сентября тройка НКВД приговорила Татьяну к расстрелу. На следующий день она была отправлена в одну из Московских тюрем, где перед казнью с нее была снята фотография для палача. Татьяна Николаевна Гримблит была расстреляна 23 сентября 1937 года и погребена в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Молодость, юность – в одежде терновой,
Выпита чаша до дна.
Вечная память мне смертным покровом,
Верую, будет дана.
(из стихотворения Татьяны Гримблит 1932 года).
Татиана Гримблит причислена к лику святых новомучеников и исповедников Российских постановлением Священного Синода от 17 июля 2002 года для общецерковного почитания.
4 ноября 2005 года, в престольный праздник церкви Казанской иконы Божией Матери, по благословению митрополита Ювеналия в ограде Казанской церкви в Реутове был совершен чин на основание нового храма в честь Архистратига Божия Михаила и мученицы Татьяны (Гримблит).
Тропарь, глас 3
Мироносицам женам в добродетелех подражающи, в темницах и узах сущим усердно послужила еси и, образ евангельскаго милосердия нам показавши, за Христа мученическую смерть прияла еси, Татиано преславная. Ныне, престолу Божию предстоящи, моли спастися душам нашим.
Кондак, глас 2
Слово Божие сердцем твоим восприемши, миру распялася еси, святая мученице Татиано, и, в служении страждущим Богу угодивши, плод добродетелей обилен пожала еси. Сего ради буди нам ходатаица и умоли Создателя всех, бесплодие сердец наших исцелити, да принесем Ему плоды покаяния, любовь, милосердие и смирение.
Стихотворения мученицы ТАТИАНЫ (Гримблит)
ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ
Ложь, клевета благодарностью будут
Мне за любовь, за труды.
Пусть меня каждый и все позабудут, —
Помни всегда только Ты.
Вечную память мне дай, умоляю,
Память Твою, мой Христос.
С радостью светлой мой путь продвигаю,
Муку мою кто унес?
Кто всю тоску, что мне сердце изъела,
Счастьем, любовью сменил,
Труд мой посильный в великое дело
Благостно в подвиг вменил?..
Молодость, юность — в одежде терновой,
Выпита чаша до дна.
Вечная память мне смертным покровом,
Верую, будет дана.
У КРЕСТА
«Не отвержи мене от лица Твоего…»
Умоляю, мой Бог справедливый:
Успокой мое сердце: не жду ничего
Я от жизни земной, прихотливой.
Мне не радость сулит эта жизнь на земле,
Я решила идти за Тобой,
И в награду за то, что служу Красоте,
Мир покроет меня клеветой.
Но во имя Твое все готова терпеть,
Пусть я только лишь горе найду.
За Тебя, мой Господь, я хочу умереть,
За Тебя на страданья пойду.
Мир не понял меня, и над скорбью святой,
Что в своей затаила груди,
Посмеется шутя и, смеясь над Тобой,
Приготовит мне крест впереди.
Но готова служить всей душою Тебе,
Пусть враги мне родные мои;
Утиши мою скорбь, мир усталой душе
Посылай в наши тяжкие дни.
Пусть осудят меня, и не будет друзей,
Я с Тобою останусь одна, —
Только будь неразлучен с душою моей,
Помоги выпить чашу до дна.
Я отраду нашла у Креста Твоего,
И уж в мире от мира ушла,
Мой душевный покой отдала за Него,
Много слез в тишине пролила
Не слезами, а кровью я раны Твои,
Мой Спаситель, готова омыть.
Я хочу, чтоб скорее настали те дни.
Мне бы жизнь за Тебя положить.
1922 год
ВСЕНОЩНАЯ
«Слава Тебе, показавшему Свет…»
Возглас святой в алтаре, —
Этим словам, так любимым, в ответ
Дрогнуло сердце во мне.
Молча, с молитвой, встаю на колени
Я пред Распятьем святым,
Быстро скользят по лицу Его тени,
Кажется мне Он живым.
Кажется мне, что уста дорогие
Вымолвить слово хотят
Или закрытые очи святые
В душу с укором глядят.
Совесть сурово укор повторила,
Глаз не могу я поднять,
Страсти земные тревожные всплыли,
Душу пустить не хотят.
«Боже мой, Боже, все сердце с Тобою!
Славу Тебе не пою,
Сжалься, молю я, над грешной душою,
Видишь Ты, слезы я лью.
Слезы те, Боже, — раскаянья слезы:
Душу мою исцели,
Ночью пошли Ты ей светлые грезы,
Мир в мое сердце всели».
1921 год
НОЧЬ
В небе уж яркие звезды горят,
Вижу я их из тюрьмы.
В камере тихо, и все уже спят,
Думу забыли умы.
Позднее время; мне сон — избавитель:
Глаз не сомкнул я, не сплю.
Злая тоска, этот демон-мучитель,
Душу терзает мою.
Узкие двери железом обиты,
Тяжестью давят своей,
В окнах решетки слезами омыты
Много страдавших людей.
Больно душа о свободе тоскует,
Бьется в груди, как в стенах,
А за решеткой неправда ликует,
Пляшет, купаясь в слезах,
И веселится; в крови, как в кораллах,
Весь изукрашен костюм,
Жемчуга нити — то слезы в кристаллах,
След от настойчивых дум.
Стены высокие, вы заглушите
Стоны печали людской,
Горе, страданье в себе сохраните:
Их не слыхать за стеной.
1923 год
ЖЕЛАНИЕ
Пусть, Боже, недолго мне жить,
Но эти последние годы
Хочу я Тебе посвятить.
В минуту душевной невзгоды
Тебе я молюсь, у Креста
Душевные черпая силы.
И верую, что не мечта
В служенье Тебе до могилы
Надеяться правду найти.
Пусть зло надо мною смеется
На этом суровом пути, —
Слезы не первые льются:
Зло надо добром победить.
Любовь — это правда святая.
Дай силы врагов полюбить,
Завет Твой святой исполняя.
1923 год
***
Я молю, пошли мне силы,
Чтоб служила до могилы
Одному Тебе.
1920 год

Стихотворения мученицы Татианы (Гримблит)

В начале тридцатых годов ХХ века на пустынных улицах Замоскворечья часто можно было повстречать одинокую хрупкую фигурку. Это была святая Татиана (Гримблит). То спешила она петь в храм Николы в Пыжах, то — на работу. А вечерами на все деньги покупала продукты для заключённых и становилась в длинную очередь у тюрьмы с передачами в руках.
— Эти посылки,— говорила она в окошко приёма,— по адресам. И называла имена арестованных безбожниками священников и епископов.

— А вот эти — тем, кому неоткуда получать передачи.

Невысокую худенькую Татиану узники называли солнышком, согревающим обездоленных.

А один из них, епископ, писал ей: «Доброе у Вас сердце, счастливая Вы, и за это благодарите Господа. Вы, по милости Божией, поняли, что высшее счастье здесь, на земле,— это любить людей и помогать им».

Татьяна Николаевна Гримблит была расстреляна 23 сентября 1937 года и погребена в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.

✳ ✳ ✳

Я молю, пошли мне силы,
Чтоб служила до могилы
Одному Тебе.
1920 год

Легче вдруг стало душе,
С сердца как камень свалился:
Верно тогда за меня
Кто-нибудь Богу молился.
1920 год

Вечная память

Ложь, клевета благодарностью будут
Мне за любовь, за труды.
Пусть меня каждый и все позабудут, —
Помни всегда только Ты.

Вечную память мне дай, умоляю,
Память Твою, мой Христос.
С радостью светлой мой путь продвигаю,
Муку мою кто унес?

Кто всю тоску, что мне сердце изъела,
Счастьем, любовью сменил,
Труд мой посильный в великое дело
Благостно в подвиг вменил?..

Молодость, юность — в одежде терновой,
Выпита чаша до дна.
Вечная память мне смертным покровом,
Верую, будет дана.

У Креста

«Не отвержи мене от лица Твоего…»
Умоляю, мой Бог справедливый:
Успокой мое сердце: не жду ничего
Я от жизни земной, прихотливой.

Мне не радость сулит эта жизнь на земле,
Я решила идти за Тобой,
И в награду за то, что служу Красоте,
Мир покроет меня клеветой.

Но во имя Твое все готова терпеть,
Пусть я только лишь горе найду.
За Тебя, мой Господь, я хочу умереть,
За Тебя на страданья пойду.

Мир не понял меня, и над скорбью святой,
Что в своей затаила груди,
Посмеется шутя и, смеясь над Тобой,
Приготовит мне крест впереди.

Но готова служить всей душою Тебе,
Пусть враги мне родные мои;
Утиши мою скорбь, мир усталой душе
Посылай в наши тяжкие дни.

Пусть осудят меня, и не будет друзей,
Я с Тобою останусь одна, —
Только будь неразлучен с душою моей,
Помоги выпить чашу до дна.

Я отраду нашла у Креста Твоего,
И уж в мире от мира ушла,
Мой душевный покой отдала за Него,
Много слез в тишине пролила

Не слезами, а кровью я раны Твои,
Мой Спаситель, готова омыть.
Я хочу, чтоб скорее настали те дни.
Мне бы жизнь за Тебя положить.
1922 год

Всенощная

«Слава Тебе, показавшему Свет…»
Возглас святой в алтаре, —
Этим словам, так любимым, в ответ
Дрогнуло сердце во мне.

Молча, с молитвой, встаю на колени
Я пред Распятьем святым,
Быстро скользят по лицу Его тени,
Кажется мне Он живым.

Кажется мне, что уста дорогие
Вымолвить слово хотят
Или закрытые очи святые
В душу с укором глядят.

Совесть сурово укор повторила,
Глаз не могу я поднять,
Страсти земные тревожные всплыли,
Душу пустить не хотят.

«Боже мой, Боже, все сердце с Тобою!
Славу Тебе не пою,
Сжалься, молю я, над грешной душою,
Видишь Ты, слезы я лью.

Слезы те, Боже, — раскаянья слезы:
Душу мою исцели,
Ночью пошли Ты ей светлые грезы,
Мир в мое сердце всели».
1921 год
Доля

О душа, не скорби, не боли!
Знаю горькую долю мою;
Сердце, жажду свою утоли
В тех слезах, что я тайно пролью.

Не услышит никто, никогда
Наболевшего стона души,
Буду плакать я только тогда,
Когда ночь. Не заметят в тиши,

Как я Богу молюсь и скорблю,
Призывая напрасно друзей:
Далеко те, кого я люблю,
И не знают печали моей.

Пусть не знают — им легче теперь,
Не увидят решеток они,
И железом обитая дверь
Не закроет веселья огни.

Солнце шлет им горячий привет,
И весна рассыпает цветы, —
Для меня же той радости нет,
Угасают надежды, мечты.

Меня мрачные стены гнетут,
Одиночество душу томит,
По ночам мысли спать не дают,
Сердце бьется в груди и болит.

О душа, не скорби, не боли,
Знаю горькую долю мою.
Сердце, жажду свою утоли
В тех слезах, что я тайно пролью.
1923 год

Надежда

О надежда, луч небесный,
Чаще душу согревай,
Освещай мне в клетке тесной
Жизнь и силы подавай,

Что б боролась терпеливо,
До победного конца,
Пусть иду я сиротливо
И не жду себе венца.

Мой венец — насмешки, злоба.
Пусть смеются надо мной!
Буду я служить до гроба
Правде, Истине святой.
1923 год

Ночь

В небе уж яркие звезды горят,
Вижу я их из тюрьмы.
В камере тихо, и все уже спят,
Думу забыли умы.

Позднее время; мне сон — избавитель:
Глаз не сомкнул я, не сплю.
Злая тоска, этот демон-мучитель,
Душу терзает мою.

Узкие двери железом обиты,
Тяжестью давят своей,
В окнах решетки слезами омыты
Много страдавших людей.

Больно душа о свободе тоскует,
Бьется в груди, как в стенах,
А за решеткой неправда ликует,
Пляшет, купаясь в слезах,

И веселится; в крови, как в кораллах,
Весь изукрашен костюм,
Жемчуга нити — то слезы в кристаллах,
След от настойчивых дум.

Стены высокие, вы заглушите
Стоны печали людской,
Горе, страданье в себе сохраните:
Их не слыхать за стеной.
1923 год
Желание

Пусть, Боже, недолго мне жить,
Но эти последние годы
Хочу я Тебе посвятить.

В минуту душевной невзгоды
Тебе я молюсь, у Креста
Душевные черпая силы.
И верую, что не мечта
В служенье Тебе до могилы
Надеяться правду найти.
Пусть зло надо мною смеется
На этом суровом пути, —
Слезы не первые льются:
Зло надо добром победить.

Любовь — это правда святая.
Дай силы врагов полюбить,
Завет Твой святой исполняя.
1923 год
Тишина

Вижу тихий вечер
Летнею порой.
Веет теплый ветер
Мягко надо мной.
Шелестят березы,
Шепчутся листы
Про былые грезы,
Сладкие мечты.
Звездочки сияют
Тихо и тепло,
Душу мне ласкают,
В сердце так легко.
Далеко сомненья,
Далеко печаль,
Светлые виденья,
Золотая даль.
Думы полны мира,
Как закат весной,
Радостная лира,
В сердце песни пой!
Сердце, сохрани же,
Мир тот и тогда,
Когда будут ближе
Горе и нужда.
И в страданьях, в муке
Душу согревай,
Дорогие звуки
Тихо напевай.
1926 год

В тюрьме

О, эта решетка, решетка стальная!
Зачем она душу гнетет?
Погасла уж в сердце мечта золотая,
А время идет да идет.

Так лучшие годы в тюрьме мне томиться
Судьбой невеселой дано,
И молодость чистая быстро промчится,
Останется горе одно.

Печаль и невзгоды тяжелых страданий
Мне рано на сердце легли,
Нет больше тех светлых и чистых желаний,
Что душу к веселью влекли.

Мне вспомнилось детство: те годы златые
Я в доме родном провела,
Невинные детски и детски святые,
Мечты без порока и зла.

Теперь же все мысли стремлений высоких
Тюрьма навсегда отняла.
Решетка стальная немало глубоких
Ран в сердце мое нанесла.

Вечер

Далеко за рекой кто-то песню поет,
В этой песне тоска и печаль,
А задумчивый ветер ту песню несет
В серебристую, светлую даль.

Редко рыба всплеснется в вечерней тиши;
Пахнет свежестью, сеном с лугов,
И, в воде отражаясь, плывут камыши,
Наклонились цветы с берегов.

Показался и месяца рог золотой,
Огоньки заискрились в струях,
Потянулся туман белоснежной мечтой,
Бор шумит на прибрежных холмах.

Словно замерло все: уж давно замолчал
Одинокий певец за рекой,
Лишь ручей, по камням пробегая, журчал,
Находя у залива покой.

В эту ясную ночь хорошо и тепло,
Даже ветер покорно притих.
Небо смотрится в чистое речки стекло
Отраженьем созвездий своих.

1926 год